Пацифизм или «мы никогда не сможем жить вместе»: истории трансформации

Смогут ли азербайджанцы и армяне жить вместе и воспринимать друг друга как равных или останутся врагами и будут пытаться решить конфликт силой? Важные решения принимают правительства и политики, но и от позиции обычных граждан тоже многое зависит, особенно перспектива мирного сосуществования. 

Эти две истории – о том, как и почему люди могут свою позицию менять. Оба респондента – жители Баку, достаточно взрослые, заставшие обе карабахские войны – 1991-1993 годов и 2020 года. 

Айдын Мамедов, 65 лет

В советское время у меня было много друзей разных национальностей. Да и у кого их не было? Среди них были и армяне, тем более что в Баку их в те времена жило немало. Были и хорошие соседи среди них, были и неплохие товарищи. 

Поэтому, когда началась первая карабахская война и пошли все эти рассказы о том, как армяне детей режут и над нашими девушками издеваются, я не хотел в это верить. Рассказывали еще, что у них в армии немало преступников, иностранных террористов. Это объясняло истории о зверствах: с преступников какой спрос? 

Прошли годы, и боль от всего пережитого утихла. Работа, семейные дела – как-то привыкаешь к обычной жизни и забываешь обо всем, что было. Да и столько лет прошло, что я не верил в освобождение земель при моей жизни. 

Но я был уверен в одном: нынешняя молодежь — не такие, как мы. Постоянно равняются на заграницу, становятся пацифистами. Поэтому я думал, что молодые смогут решить конфликт по-человечески, особенно если в Армении тоже такая же молодежь. Да и те самые преступники из девяностых уже либо старые, либо давно горят в аду. 

А потом началась вторая война.

Я ее встретил очень тяжело – даже если мои дети не на фронте, почему я не должен переживать? Не хотел я, чтобы все так было. Думал, что, может, все ограничится одним районом, а потом они быстро сдадутся и никто не будет убивать друг друга. Каждый день валерьянку пил.

Но тот день, когда на Гянджу упала бомба, поменял все. На этот раз мне нечем было оправдать все, что я видел в интернете, и это было ничуть не лучше, чем в девяностые. Солдат убивает солдата – это всегда так было. Но не ребенка. Когда я увидел ту фотографию, где отец несет ребенка хоронить, мне стало очень плохо. 

После этой войны у меня не осталось никакой веры в то, что мы сможем жить с армянами вместе, как до войны. 

Кямран Гулиев, 42 года 

В детстве я был дремучим шовинистом. Во дворе у нас жил один мальчик, назовем его Джейхуном для конспирации. Вообще-то, он был армянином на четверть, но мы его почему-то считали просто армянином. Это был конфликтный, капризный ребенок, и мои домашние такое поведение списывали на его национальность. 

Помню, как, собрав дворовых ребят в кружок возле гаража, я проповедовал им, что именно армяне начали карабахский конфликт. Это мне казалось очень оригинальной идеей. Гнусное поведение Джейхуна в мою теорию отлично вписывалось. 

Мне тогда было примерно девять, и следующие десять лет я так и продолжал повторять то, что говорили дома: про то, что армяне захватили Карабах, как если бы соседи проделали дыру в стене и отобрали у нас одну комнату «просто так». 

Небольшой ложкой дегтя в этой бочке медового патриотизма была моя первая любовь, девочка по фамилии Саркисян с пятого этажа, которая уехала в начале девяностых и которой я писал длинные письма и ни разу не получил ответа. 

Потом, начитавшись книжек про Холокост (и вообще, начитавшись книжек), я пришел к выводу, что определять человека его нацией – это скотство и недостойно мыслящего существа. 

Дальше был еще примерно десятилетний период, когда я считал, что, конечно, не всякий армянин – враг, и что лучше без войны, но если призовут, то придется защищать Родину, потому что я мужик, тут уж ничего не поделаешь. 

А потом так получилось, что я начал читать новости и интересоваться историей. И оказалось, что все это время я был идиотом. Война была вообще не нужна, в ней не было никакого смысла. И весь этот конфликт, все это перетягивание земли туда-сюда тоже было бессмысленным. 

Можно было договориться, решить проблему, но люди ненавидели, убивали, умирали, подзуживали других, плевались ядом в соцсетях. 

До сих пор меня больше всего потрясает даже не аморальность происходящего между Арменией и Азербайджаном, не эти политические игры и пляски на костях, а, скорее, беспредельная глупость и беспредельный же пафос вот этой идеи «смерти за Родину». 

С чего вы взяли, что ей приятно видеть вас мертвыми?

Конечно, мы можем жить вместе. Просто не хотим. Потому что любить трудно, думать трудно, а ненавидеть и драться – просто, это все умеют».

Эта история – часть медийного проекта «Траектории». Он рассказывает о людях, чьи жизни были затронуты конфликтами на Южном Кавказе. Проект работает c авторами и редакторами со всего Южного Кавказа и не поддерживает ни одну из сторон ни в одном конфликте. За публикации на этой странице несут ответственность авторы. Топонимы в большинстве случаев используются так, как это принято в обществе автора. Проект осуществляют организации GoGroup Media и International Alert при поддержке Европейского Союза.